Пионер цифровых технологий Джерон Ланьер рассуждает об опасностях культуры бесплатного потребления в интернете

Кэтрин Джевел, Отдел связи Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС)

Одним из основных докладчиков на конференции ВОИС «Глобальный рынок цифрового контента», проходившей с 20 по 22 апреля 2016 г., стал Джерон Ланьер – обитатель Силиконовой долины, пионер виртуальной реальности и один из наиболее популярных в мире авторов, пишущих на тему современных технологий. Нынешнее состояние и перспективы вселенной Интернета вызывают у Ланьера растущее беспокойство. О его причинах и о том, как можно исправить положение, мы с ним и побеседовали.

– Как вы считаете, пошла ли «цифровая революция» на пользу культуре?

– Налицо и плюсы, и минусы. Это все равно, что спросить, пошло ли на пользу культуре появление фотоаппаратов. На сегодняшний день культура одержима цифровыми технологиями, она завязана на них в невероятной степени.

– Но творческая деятельность хотя бы выиграла от появления цифровых технологий?

– Не уверен, что хоть кто-то обладает всей полнотой информации, чтобы сказать наверняка. Недавно я провел один эксперимент, о котором рассказывается в моей книге «Ты – не гаджет» (You Are Not a Gadget). Каждый раз, когда я общался с кем-то, и при этом фоном звучала музыка, я просил своих собеседников хотя бы примерно определить, к какому десятилетию относится данное произведение. Меня поразило, что люди не могут отличить музыку нынешнего десятилетия от предыдущего, при том, что все предшествующие десятилетия они различают очень хорошо, даже молодежь. Такое впечатление, будто культурное развитие остановилось, хотя сложно сказать, виноват ли в этом Интернет. 

К сожалению, вселенная Интернета сегодня очень сильно раздроблена и пронизана недобрым духом. К тому же в ней набирает силу тенденция к индивидуальной изоляции. В платформах соцсетей используются алгоритмы, которые подсовывают пользователю то, чем он, по мнению программы, заведомо интересуется. В результате мы как бы оказываемся внутри зеркальной камеры и получаем всё меньше информации из внешнего мира.

Я наблюдаю сегодня множество очень интересных работ и инноваций, но не уверен, что произведения искусства, созданные с помощью новых технологий, вызывают во мне столь же глубокий внутренний отклик, как творения, принадлежащие к традиционным формам. Хотя это, конечно, очень субъективно.

– Какие аспекты современного рынка цифровых технологий вызывают у вас наибольшую озабоченность?

– На наших глазах происходит крушение перспектив дальнейшей работы и развития тех, кто связал свою жизнь с творческим самовыражением. Однако на уровне культурной мифологии мы делаем вид, что это не так. Множество молодых людей, подобно азартным игрокам в казино, уповают на то, что именно им удастся прийти к славе и успеху при помощи YouTube, Kickstarter или иных платформ. Однако такие случаи – редкость, особенно по сравнению с прежним, традиционным миром искусства, где в области литературы, журналистики, фотографии, звукозаписи и многих других творческих специальностей существовало огромное количество возможностей найти работу, обеспечивающую достаток на уровне среднего класса.

С экономической точки зрения в «цифровой революции» хорошего тоже мало. Возьмем профессиональных письменных переводчиков – их перспективы дальнейшей работы сужаются примерно так же, как и в случае с музыкантами, журналистами, писателями или фотографами. Кризис данной профессии начался после того, как получил широкое распространение Интернет, и сегодня он стремительными темпами углубляется. Причем ухудшающееся положение профессиональных письменных переводчиков связано с развитием машинного перевода.

Машинный перевод представляет собой винегрет из переводов, выполненных ранее «живыми» переводчиками. Чтобы словари программ машинного перевода не утрачивали актуальности и отражали все новейшие реалии и веяния в языке, мы по миллиону раз в день загружаем в них работы настоящих переводчиков. Впоследствии отдельные фразы и предложения из них подставляются в текст программой при выполнении машинного перевода. В этой системе вроде бы нет ничего плохого – работает же, верно? Однако проблема в том, что мы не платим переводчикам, чьи работы используются как строительный материал для машинных переводов. В принципе, это можно расценивать как воровство.

Подобные платформы оставляют реальных людей без работы и при этом создают иллюзию, будто всю работу выполняет программа, но на самом деле она лишь оперирует той информацией, которую мы тащим у людей – мы называем это «работой с большими данными». Если бы мы нашли способ платить людям за их реальный, полезный вклад в развитие наших баз данных, мы могли бы избежать того кризиса профессии, который надвигается по нашей вине.

– Вы утверждаете, что культура бесплатного потребления несет в себе опасность. Какую?

– Собственно говоря, я же в свое время и доказывал, что музыка должна быть бесплатной, и что музыканты и культура в целом от этого, в конечном итоге, только выиграют. Так что дело не в моем нежелании принять новые реалии: я сам приложил руку к их становлению. В них есть свои плюсы – хотя бы тот факт, что делиться и чувствовать себя щедрым и открытым приятно. Это дорогого стоит, и современному обществу хорошо бы выработать какие-то механизмы поощрения подобной практики. Однако при нынешней организации процесса мы все, по сути, становимся слугами чрезвычайно узкого круга крупных технологических компаний. Это просто глупо. Если онлайн-сервис бесплатно предоставляет контент, к нему наверняка привязана какая-то схема, генерирующая прибыль за счет подсознательного манипулирования пользователями. Странно, что многие это совершенно не замечают.

Особенно меня тревожит утрата контекста. Сегодня новая музыка и другие произведения искусства доходят до человека по четко очерченным каналам. Вашим проводником становится программный алгоритм – если, по его подсчетам, вам должна понравиться новая музыкальная композиция, он вам ее порекомендует. Тем самым алгоритм становится конечной инстанцией, формирующей для человека контекст. И чаще всего он подает вам произведения в отрыве от их культурного контекста, а ведь контекст – это всё. Сегодня место контекста заняла сама архитектура Интернета, а не реальные люди и реальный мир. А это очень, очень серьезная проблема.

Идея смешанного творчества изначально заключалась в том, что кто-то, допустим, находит музыкальную композицию, кто-то еще ее аранжирует, потом из этого делают видеоклип, потом кто-то снимает на этот клип пародию – и получается такой мощный поток творчества. Когда каждый может в нем поучаствовать, внести свой вклад – это действительно здорово, и я бы не хотел, чтобы мы это потеряли. Однако при нынешней системе те, кто аранжировал и творил, не получают никакой выгоды – всё достается Facebook или Google, или какой-нибудь другой мегакорпорации. В итоге происходит невероятная концентрация богатства в определенных руках, в то время как люди, занятые в творческом процессе, обесцениваются.

Когда мы продумывали очертания будущего Интернета, я был твердо убежден, что при наличии глобальной информационной системы будет уже невозможно, скажем, отрицать феномен глобального потепления. Однако сегодня мы наблюдаем прямо противоположное. Наши информационные системы позволяют человеку замкнуться в своем «пузыре» и обособиться от реальности настолько, что мы этого даже представить не могли. Это очень прискорбно, и мы уже наблюдаем негативные последствия этого в области искусства, политической жизни, науки, экономики – да практически всего.

– А что вы скажете об экономике совместного потребления?

– Когда только создавался Google, интеллектуалы Силиконовой долины были увлечены культурой и неформальной экономикой трущоб. Так родилась концепция экономики совместного потребления, при которой те, кто находится в центре системы – Facebook, Google, Uber и им подобные – аккумулируют огромное богатство и влияние, а все остальные, по собственным представлениям, выигрывают за счет того, что обмениваются информацией между собой. Однако экономика, в которой простые люди должны меняться и делиться, а все деньги достаются ограниченному числу компаний, просто нежизнеспособна.

Когда человек работает в рамках правильно функционирующей формальной экономики, он может планировать всю свою жизнь наперед. Каждый раз искать пропитание на ужин ему не придется, а если он, например, заболеет, то у него есть сбережения, на которые можно жить. В жизни есть предсказуемость. Вот почему человеку нужны реальные активы, такие, как собственный дом или интеллектуальная собственность. Интересно было бы представить настоящую экономику совместного потребления, учитывающую интересы всех и каждого. Однако в реальности мы имеем дело с чем-то абсолютно другим.

– Что же нужно сделать, чтобы гарантировать устойчивость «цифровой» экономики?

– Начинать, конечно же, надо с того, чтобы человек, предоставляющий другим какую-то полезную информацию, получал за это материальное вознаграждение. Я не претендую на то, чтобы иметь ответы на все вопросы, но принцип здесь простой, и я уверен, что подобное осуществимо.

Конечно, вводить некое подобие социализма, при котором все равны, было бы губительно. В той или иной степени неравенство доходов всё равно будет. Но при нынешней системе горстке собственников – традиционным монополиям вроде нефтяных компаний и стремительно набирающим силу крупным вычислительным сетям – принадлежит гигантская доля мирового богатства. Это оказывает дестабилизирующее воздействие. Нефтяные монополии хоть и контролируют добычу и производство нефти, все же не могут контролировать все аспекты вашей жизни. А вот информация – может, особенно по мере роста автоматизации.

Если мы строим экономику, в которой компьютеры будут водить машины и управлять заводами, то остающиеся для людей рабочие места должны быть связаны с творчеством, самореализацией, созданием интеллектуальной собственности. Если же мы им и этого не оставим, мы тем самым спровоцируем кризис занятости гигантских масштабов.

Здесь как раз и может сыграть свою роль институт интеллектуальной собственности. Для того чтобы по мере совершенствования техники люди сохраняли возможность жить в достойных условиях, крайне важно придерживаться основного принципа – человек должен получать за свою информацию вознаграждение.

Однако при этом интеллектуальная собственность должна стать куда более совершенной и детализированной. Она должна приносить пользу всем и каждому, быть настолько же общеупотребительной, как мелочь в кармане. Только так можно сохранить для человека возможность вести достойную жизнь в условиях совершенствования техники.

Интеллектуальная собственность – это ключ к построению гуманного будущего, где люди могли бы жить в достойных условиях.

– В каком направлении, по-вашему, должна развиваться цифровая среда?

– Мне бы хотелось, чтобы появлялось больше систем, в которых обычные люди смогут получать вознаграждение за свой вклад в работу цифровых сетей. Нужны системы, которые служили бы повышению качества жизни человека и росту экономики в целом.

Экономическая стабильность наступает при нормальном распределении, когда есть небольшое количество богатых и бедных, а большинство имеет средний доход. А у нас сейчас сложилась система, в которой «победитель получает всё»: существует узкий круг супербогатых, а остальная масса людей барахтается и пытается чего-то добиться, но ни у кого ничего особо не получается. Это нежизнеспособная система.

– Вы поддержали проводимую ВОИС конференцию «Глобальный рынок цифрового контента». Почему?

– Интеллектуальная собственность – это ключ к построению гуманного будущего, где люди могли бы жить в достойных условиях. Не каждому дано быть Цукербергом или возглавлять IT-компанию. Зато получать выгоду от интеллектуальной собственности может каждый – или, во всяком случае, достаточно большое количество людей.

Интеллектуальная собственность поможет нам построить будущее, в котором большое количество людей сможет иметь средства к существованию и вести достойную жизнь. Этой возможностью надо воспользоваться.

– Кто для вас – герой, и почему?

– Их много. Я бы назвал в их числе Джона Кейнса (он первый, кто задумался о том, как непосредственно управлять информационной системой) и Эдварда Форстера, который в своей книге «Машина останавливается», написанной в 1907 году, сумел очень критически предвидеть нашу нынешнюю ошибку. Я также восхищаюсь Аланом Тюрингом, который, даже будучи умученным до смерти, остался добрым человеком, а еще Мэри Шелли – она умела внимательно наблюдать за людьми и обратила внимание, что человек может начать путать себя с технологией. Ну и, конечно, мой друг Тед Нельсон. Он изобрел систему ссылок на цифровой мультимедийный контент и вообще оказал, пожалуй, самое значительное влияние на развитие интернет-культуры. Это он предложил не копировать цифровой мультимедийный контент, а хранить по одному экземпляру каждого произведения в цифровой сети и платить его автору некую приемлемую сумму каждый раз, когда кто-то получает к нему доступ по ссылке. Таким образом каждый мог бы своим творчеством зарабатывать себе на жизнь.

– О чем будет ваша следующая книга?

– Она выйдет скоро и будет называться «Рассвет всего нового: первое соприкосновение с реальностью и виртуальной реальностью» (Dawn of the New Everything: First Encounters with Reality and Virtual Reality). Это будут мемуары и одновременно – введение в виртуальную реальность.